Бабель-гам

  • 08 июня 2014
    К 120-летию "еврея на лошади"

    Совместно с Государственным литературным музеем

    К 120-летию Исаака Бабеля

    Отточенные до совершенства рассказы Бабеля как будто созданы для чтения с комментарием. Даже "простые" квази-реалистические бабелевские рассказы оказываются сетью бесчисленных, переплетающихся между собой внутренних ходов, приводящих к множественным интерпретациям.

    В рамках семинара медленного чтения фольклорист и переводчик Валерий Дымшиц (Европейский университет в СПб) предлагает свой комментарий к рассказу "Кладбище в Козине", а литературовед Елена Погорельская (Государственный Литературный музей) - к рассказу "Улица Данте".

    Вход бесплатный, но необходима онлайн-регистрация.

    Семинар состоялся в Государственном литературном музее по адресу: Трубниковский пер., д. 17 (м. Смоленская, Арбатская, Баррикадная)

    До 120-и – после.

    (Текст – Валерий Дымшиц)

    До 120 лет – традиционное еврейское благопожелание. Исааку Бабелю дано было прожить чуть больше трети этого срока. Но вслед за безвременной смертью от руки палача пришло бессмертие.

    Бабеля продолжают читать и пытаются понять, не смотря на то, что попытки анализа, возможно, вызвали бы недовольство писателя. Бабель всем своим творчеством настаивал на тотальной власти писателя, точнее, написанного текста над читателем. В своем программном рассказе «Мой первый гонорар» писатель заявил: «Хорошо придуманной истории незачем походить на жизнь. Жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю». Эти слова нужно понимать так: вымысел замещает собой реальность, так как гораздо правдоподобней реальности, реальней реальности. Зачем же тогда поверять «гармонию алгеброй», они просто несовместимы. И все-таки такой анализ постоянно проделывают, пытаясь путем создания реального комментария, прочертить тонкую, мерцающую грань между реальностью текста и затекстовой реальностью описываемого писателем мира.

    Очередная попытка поверки «хорошо придуманных историй» правдой времени и места была предпринята 8-го июня в Государственном литературном музее (Москва) Еленой Погорельской (Литературный музей) и мной, Валерием Дымшицем (Европейский университет в СПб). Мероприятие было устроено проектом «Эшколот» в давно культивируемом им формате «медленного чтения». Всякого писателя можно и нужно читать медленно, а уж Бабеля, автора лукавого, многоязычного и многозначного – и подавно.

    Реальный комментарий, одна из основных форм «медленного чтения», в случае Бабеля начинает опасно мерцать, выглядит одновременно и желательным и опасным. С одной стороны, многие рассказы Бабеля «замаскированы» под очерки или репортажи. Первый признак «документальности» – изобильное и точное указание деталей времени и места. Все это провоцирует обсуждение этих реалий, повышенный к ним интерес. С другой стороны, если принять, что все эти «реалии» нереальны, что это только художественный прием, то и в этом случае их следует обсуждать, ведь тогда они являются порождением не эмпирической реальности, а творческой фантазии.

    Елена Погорельская, строя такой реальный комментарий, подробнейшим образом проанализировала один из шедевров позднего Бабеля – рассказ «Улица Данте». Начав с текстологии (тут тоже все оказалось не без проблем), она затем привязала многочисленные топонимы к реальной карте Парижа. Результат оказался проблематичным. Те или иные топонимы присутствуют на карте Парижа, но их характеристики не совпадают с приведенными Бабелем. Писатель прожил в Париже в общей сложности более двух лет. Он слишком хорошо знал этот город, чтобы допустить ошибку. Очевидно, в дело идет ключевой метод, пронизывающий все творчество писателя: текст только тогда производит впечатление абсолютной правды, когда он «заколдован» изрядной долей вымысла.

    Именно отстаиванию и обоснованию этого тезиса был посвящен мой доклад. Крохотный рассказ, точнее, стихотворение в прозе «Кладбище в Козине» как нельзя лучше подходит для этой цели. Первое, что бросается в глаза, это абсолютная вымышленность приведенного текста. Несомненной данью литературной традиции (в диапазоне от парнасцев до Брюсова) выглядят ориентально-библейские мотивы: Ассирия, таинственное тление Востока, скрижали, молитва бедуина. Текст стихотворения прекрасен, но волынские евреи и еврейские кладбища тут, увы, ни при чем. Все перечисленные изображения, прежде всего изображения раввинов на надгробиях, абсолютно нереальны. Так же нелепы с точки зрения реального контекста якобы скопированные эпитафии. Раввин краковский и пражский, покоящийся в заштатном местечке? (Кстати, сама эта формула, сконструированная по модели «митрополит петербургский и ладожский», достаточно нелепа.) Уста Еговы? Все это не поддается комментированию. Этот текст не может быть ориентирован на еврейского читателя, как не может быть ориентировано на русского читателя описание православного кладбища, украшенного шестиконечными звездами и полумесяцами.

    А вот достаточно точное описание кладбища в Козине в конармейском дневнике писателя:

    Кладбище, разрушенный домик рабби Азраила, три поколения, памятник под выросшим над ним деревом, эти старые камни все одинаковой формы, одного содержания. <...> Новое и старое кладбища — местечку 400 лет.

    Кладбище, круглые камни.

    Автор, безусловно знающий иврит, честно отмечает, что все обнаруженные им эпитафии крайне однообразны, «одного содержания».

    Таким образом, реальные еврейские кладбища не могли послужить источником вдохновения для Бабеля. Зато, возможно, идею описания кладбища он почерпнул у одного из важнейших для себя авторов, Шолом-Алейхема. (Напомним, Бабель редактировал переводы Шолом-Алейхема, сам переводил его прозу и писал по мотивам его произведений киносценарии.) В программном рассказе «В маленьком мире маленьких людей» Шолом-Алейхем подробно описывает кладбище Касриловки, указывая, что там похоронены жертвы восстания Хмельницкого, и что, тот, кто прочтет эпитафии на надгробиях, узнает «историю целого народа». Совпадения слишком значительные, чтобы быть случайными. Бабель обретает образ еврейского кладбища не в еврейской реальности, а в еврейской литературе.

    Впрочем, предшествовавшая моему выступлению Елена Погорельская тоже говорила о том, что для понимания «Улицы Данте» – рассказа о трагической любви, которая по библейскому выражению «сильна как смерть», гораздо больше дают тексты Данте, чем реальные особенности парижской улицы.

    «Любовь, что движет Солнце и светила».

    В том числе наша любовь к рассказам Бабеля.

    ОНЛАЙН-ТРАНСЛЯЦИЯ:


    Live streaming video by Ustream

    Если у вас не работает встроенная трансляция, перейдите по прямой ссылке.

    Еврейские надгробия