Podcast #25 The Hanged Man

Подкаст
19 минут

Скачать эпизод целиком (mp3) | Слушать на: Apple Podcasts | Яндекс Музыка | Spotify | TuneIn | Bookmate

Почему сторож синагоги Бердичева накануне субботы начистил невероятной красоты люстру и повесился на ней?

В новом эпизоде подкаста Radio Eshkolot актриса Юлия Ауг читает хасидский рассказ об иссушающем огне, леденящей воде, щедрых графах, столетних стариках и опасных мыслях.

Комментарий философа Ури Гершовича. Саундтрек: Алексей Наджаров, Григорий Сандомирский, Мария Логофет.

 

Когда рабби Леви Ицхак появился в Бердичеве, многие его не любили. Иные откровенно притесняли. Были и такие, кто сохранил верность памяти великого рабби Либера.

Несколько слов про этих персонажей. Рабби Леви Ицхак и рабби Либер. Рабби Либер – это рабби Лейзер Либер. Его называли Лейзер Великий, Либер Великий – один из очень известных праведников, учеников Бешта. Есть легенда, согласно которой он основал город Бердичев. Он проводил время в уединенных молитвах, где-то в лесу старался обычно молиться, и повстречал там какого-то местного графа, и тот пообещал ему после разговора, который произвел на него впечатление, выделить для евреев отдельный город. И вот, согласно этой легенде, так возник город Бердичев. Рабби Леви Ицхак – это тоже очень известный хасидский рабби, о котором рассказывали, что он был экстатичным человеком. Его называли «защитником Израиля», и рабби Нахман из Брацлава говорил о том, что когда рабби Леви Ицхак молился, то из его лба искры рассыпались в разные стороны. Вот такого рода экстатической фигурой и был рабби Леви Ицхак. То, что он производил искры, и огонь рассыпался у него из глаз, это важно для нашего рассказа.

И вот эти, несмотря на то, что рабби Либер умер за пятнадцать лет до того, как в Бердичеве появился рабби Леви Ицхак, ни за что не хотели встречаться с новым рабби. И вдруг однажды рабби Леви Ицхак сказал своим противникам, что хотел бы совершить священное омовение в микве рабби Либера. Ему сказали, что это невозможно. Дело все в том, что у рабби Либера, не было настоящей миквы. У него во дворе была яма вырыта с водой, огорожена кольями и сверху – навес. Зимой вода настолько замерзала, что рабби Либеру приходилось брать топор, рубить лед, и только после этого он мог совершить священное омовение. После смерти рабби Либера колья покосились, навес прохудился, вода заросла тиной, яма наполнилась грязью и постепенно вообще высохла. Но рабби Леви Ицхак проявил упорство. Он нанял четырех землекопов, и вот эти землекопы с утра до вечера стали очищать эту яму. Копали, копали в надежде, что появится вода. Но вода никак не появлялась. Противники начали подшучивать, смеяться над новым рабби. Конечно, они говорили между собой: «Ну, понятно же. Рабби Либер просто не хочет, чтобы кто-то еще совершал омовение в его микве». И вдруг рабби Леви Ицхак приглашает своих противников собраться возле миквы. Противники пришли. Землекопы копают, но воды не видно. Проходит какое-то время, землекопы копают с еще большим усердием, и вдруг, кто-то из людей говорит: «Смотрите, вода!» Землекопы продолжают копать, вода прибывает, и вот в этот момент, рабби Леви Ицхак говорит: «Хватит копать». Скидывает с себя одежду и, придерживая ермолку, спускается в яму.

Хочу обратить ваше внимание, что если бы мы снимали фильм, нам пришлось бы увидеть рабби Леви Ицхака обнаженным, потому что в микву погружаются в обнаженном виде. Более того, любые предметы, как например кольца или еще что-то, что мешает тому чтобы вода облекла все тело, нужно снимать. Поэтому ермолку, которую он придерживает сейчас, спускаясь в микву, ему тоже пришлось бы снять.

Когда он вступил в воду, стало понятно, что воды в яме немного. Ну так, до уровня лодыжек, не больше. Но когда он стоял в этой яме, вода все прибывала, и постепенно поднялась прямо до его шеи. И вот, когда рабби Леви Ицхак оказался в воде, и только голова его была снаружи, он сказал: «А скажите, есть ли здесь кто-нибудь, кто помнит рабби Либера молодым? Ему ответили, «Да, есть такой человек. Старик. Ему недавно исполнилось 116 лет, он живет в новой части города. Он был сторожем синагоги, когда служил рабби Либер, и прислуживал ему когда рабби Либер был молодым». «Позовите его ко мне», – сказал цадик. Люди пошли  и рассказали старику, что произошло, и старик, узнав, пришел к микве. И когда он подошел к краю ямы, рабби Леви Ицхак спросил старика: «Скажи, а ты помнишь того сторожа синагоги, который повесился в доме молитвы на люстре?» «Конечно, помню», – ответил старик, – «Но вы не можете об этом знать. Это произошло семьдесят лет назад. Вас еще тогда на свете не было!» «Расскажи нам про этого сторожа», – сказал рабби Леви Ицхак. И старик начал свой рассказ. Он сказал, что сторож был простым и добрым малым, очень верующим человеком. И все делал по-своему. Каждую неделю он в среду начинал чистить люстру, и к субботе заканчивал это делать, и каждый раз он говорил: «Я это делаю для Бога». Вообще все, что он делал, он делал для Бога. Однажды в пятницу его нашли висящим на люстре в петле из собственного пояса.

Самоубийство в еврейской традиции считается грехом равным убийству. Убиваешь ты другого, или убиваешь себя, это в общем получается почти одно и то же. Человек, который покончил с собой – к нему не относятся законы траура. Когда его хоронят, то хоронят из уважения к живым, а не из уважения к его телу, и по нему не читают кадиш и никакие законы траура на него не распространяются. То есть, это грех, который Маймонид приравнивает просто к кровопролитию. Поэтому вот эта ситуация с этим самым сторожем, она действительно трагична не только тем, что человек погиб, но еще и тем, что это человек который как бы невероятный преступник, то есть в каком-то смысле убийца.

В тот день сказал рабби Леви Ицхак: «Когда все уже было завершено, а день этот был пятница, все было убрано, вычищено, отполировано, бедный малый, остановился, огляделся вокруг, посмотрел на эту прекрасную люстру, увидел что она сияет своей чистотой, и тогда он задал себе вопрос: «Что еще я могу сделать во славу Бога? Что еще я могу сделать во славу Его?» И в этот момент, его бедный, слабый рассудок совсем помутился. Именно потому что этот простак, среди всех прекрасных вещей в этом мире, считал прекраснейшей эту люстру, он повесился на ней во славу Божью.

Мне приснился рабби Либер. Он пришел ко мне и сказал, что я должен сделать все во имя того, чтобы искупить бедную душу этого простака. Прошло 70 лет. Именно поэтому я выкопал, очистил и совершил омовение в микве рабби Либера. И я сейчас спрашиваю вас: скажите, наступил час когда можно искупить душу этого несчастного сторожа?» И все дружно закричали: «Да, да, да, конечно!» И тогда рабби Леви Ицхак сказал: «Тогда я тоже говорю: да! Твоя душа искуплена. Ступай с миром».

Он поднялся и вылез из ямы, и как только он вылез из ямы, вода начала убывать. И опять ее уровень стал не больше, чем до лодыжки.

А через некоторое время, рабби Леви Ицхак выкопал рядом со старой миквой себе новую. И объединил их единым навесом. И конечно, в основном совершал  все омовения в новой микве. Но когда ему предстояло какое-нибудь очень сложное, очень трудное дело, он обязательно спускался в старую микву. До сих пор сохранился этот дом в старой части города Бердичева. Во дворе есть две миквы, и до сих пор эти миквы так и называют: «миква рабби Либера» и «миква рабби Леви Ицхака».

Л’хаим.

Я выпью лучше после того, как мы обсудим этот рассказ. Очень непростой рассказ. У героя этого рассказа, сторожа, красота этой люстры связана как раз с тем, что это люстра синагогальная, что это люстра которая должна давать свет в шаббат. Именно с этим связано его такое странное решение, приведшее его к кончине. Довольно странным в этом рассказе является конечно миква. Рассказ называется «Миква», и все что происходит с миквой, это довольно странно слышать. Потому что миква оказывается едва ли не  магическим каким-то способом изменить что-то в этом мире. Ну и действительно, если присмотреться к другим аспектам того, что из себя миква представляет, то можно, конечно заметить в ней нечто обновляющее. Помимо того, что это то, что делает человека ритуально чистым, микву, например, принимает человек, который хочет стать иудеем. Мы можем вспомнить о крещении, как продолжении собственно говоря вот этой традиции, традиции окунания. Потоп, который произошел,  тоже можно в общем понимать как своеобразную микву, в которой все обновляется. То есть, на самом деле, микву можно понимать как сам этот ритуал омовения, можно понимать как своего рода такой рестарт, как запуск сначала, как некое обновление и перерождение.

То есть, например, человек который принимает иудаизм и окунается в микву, выходит из миквы, как будто он заново рожден. Считается даже что у него как бы нет ни родителей, ни знакомых из прошлой жизни. Он – новый человек.

Мне кажется важным в этом рассказе противопоставление огня (светильника, светящего в шаббат) и воды. Дело в том, что Тора уподобляется огню и воде в талмудической литературе, и не только в талмудической литературе, можно найти и в библейском тексте подобного рода метафоры: Тора как вода и Тора как огонь. Это два разных типа служения, и вот этот тип служения, который подобен огню, по-видимому он и есть то, что характеризует поведение сторожа. Этот огненный аспект Торы, в общем, человека может изжечь. Можно вспомнить сыновей Аарона, которые были сожжены, принося жертву (правда, не они сами). Но мотив относительно слияния с Богом, слияния вплоть до самоуничтожения, он присутствует в традиции и отвергается решительно традицией. Вспомним принесение в жертву Исаака. Это жертва, которая не была принята, то есть была некая проверка того, насколько Авраам готов это сделать. Но саму жертву отвергают, так же как отвергаются в принципе человеческие жертвоприношения. Поэтому вот это служение, которое условно можно было бы связать со служением Торе в ее огненном аспекте, возможно это то что характеризует с точки зрения рассказчика определенный тип иудаизма, возможно тип до-хасидский, мессианский тип. Человек, который кончает с собой, он сторож. А человека, соблюдающего заповеди, на иврите называют «шомер мицвот», то есть «сторож заповедей». По сути дела, когда произносится слово «сторож», имеется в виду соблюдающий. Поэтому он хранит не только синагогу, но и хранит заповеди. Вот этот сторож, который ради служения готов пожертвовать собой, по сути дела является фигурой, которая несколько экстатистически и непропорционально воспринимает служение. Этому служению можно противопоставить служение, которое связывается с Торой как с водой, Торой, которая является омывающей,  очищающей, перерождающей. И именно поэтому, видимо, рабби Леви Ицхак осуществляет этот акт, акт перерождения, заменяя собой, представляя собой, репрезентируя собой этого сторожа. Он совершает омовение, и тем самым с помощью воды тушит этот самый огонь. Вот, видимо такого рода взгляд выражен в этом рассказе. И возможно этот взгляд является взглядом, опять же, не конкретным относительно некого сторожа, а взглядом глобальным, относительно того, каким образом должен развиваться иудаизм, и возможно, что автор этого рассказа видит в хасидизме это добавление аспекта воды в то служение, которое изобилует огнем и иссушает.

Теперь я подниму Л'хаим.

В подкасте использованы материалы спектакля "Сипурим-шпиль II" (режиссер Андрей Сильвестров):